В детстве я, как и все дети, писал совершенно глупые стишки: «Мама моет раму, папа любит маму». Хорошие интересные песни появились достаточно поздно и по большому счету случайно. И хотя был я уже в зрелом возрасте, давно жил и работал в Москве, но о своей «маленькой» Родине, о городе детства не написать просто не мог. Я родился в самом центре Ростова-на-Дону, на улице Шаумяна. Мой родной городской сад - место, где первый раз я взглянул на небо. Вторым домом стала коммунальная квартира на Верхней Ноль- ной: цокольный этаж, вид из окна на тротуар. Так что образ Ростова, отраженный в моих песнях, сложился по большому счету еще в детстве. С тех пор люблю неуловимые флюиды этого города, которые чувствую, когда схожу по трапу самолета или с подножки поезда. Аромат борща, синеньких и перца. Крики чаек и ворчание гудков. Запахи песка, мазута, чабреца, полыни. Это удивительный, совершенно осязаемый образ, который каждый раз я вспоминаю с благоговением. Приезжая в Ростов, я готов сутками ходить по своим любимым местам, вдыхать воздух города, смотреть на людей, которые пьют пиво на лавочках, катают коляски с детьми. Главным чувством, подтолкнувшим меня написать песню о Ростове, одну из моих любимых, было чувство обиды. Мои близкие родственники живут в одессе, городе, который наполнен своим фольклором, своим шансоном - историей, запечатленной в песнях и стихах. А Ростов, хоть он и «папа», в этом смысле весьма обделен. Кроме незначительных довольно старых песен ничего о Ростове я не мог вспомнить и решил для себя, что восполню этот пробел. Понадобилось не так уж и много: вспомнить эти образы, запахи, картинки. Эту атмосферу. Я хорошо помню ощущение праздника. Для меня, пацана, это прежде всего путешествия на левый берег Дона. Думаю, что раньше это было праздником для многих: собирались семьями, что называется, от старого до малого. На спуске к пристани покупали бидон бочкового пива, запах которого помню до сих пор, хотя тогда по малолетству, конечно, не пил. Брали с собой вареную картошку с укропом, жарили мясо на костре, варили раков, когда позволяли средства их купить. Это было целое пиршество.